|
| ЕГОР ЗАИКА |
Абонент Цыганов ждет звонка. Обычно я звоню
кому-нибудь не когда хочется поболтать, а когда некуда
деваться. А вот с известными артистами, как Цыганов, тушуюсь
не на шутку. Я полчаса медитирую на номер абонента, в глубине
души надеясь, что он окажется недоступен. Наконец, понимая,
что дальше так продолжаться не может, нажимаю кнопку вызова.
«Евгений Эдуардович, здравствуйте. Когда и где бы нам
встретиться?»
Кстати, чем, интересно, занимается Эдуард
Цыганов? Надо будет спросить. В Москве жаркое воскресенье, по
улицам вяло текут худосочные велосипедисты. Настроение, прямо
скажем, плавное. Певучее. Тут не до встреч. Может, завтра? «А
как насчет сегодняшнего вечера? Я в районе девяти окажусь на
Китай-городе, давайте там где-нибудь». Сегодня же нерабочий
день?! Вы-ход-ной! Хотя какие к черту у артистов выходные?
Вечно что-то репетируют, где-то снимаются. Вот у Цыганова две
недели назад премьера «Космоса как предчувствие» была, а в
сентябре фильм «Фарт» выходит. Снова очень мужественная роль -
золотодобытчик. Потом новый сериал «Охотник», на сей раз в
стиле фэнтези, и другой Цыганов - с волосами по плечи.
Любопытно будет посмотреть. «Давайте, может, в «Пропаганде»? -
понимаю, что предложение нелепо, но вспомнить в том районе с
ходу ничего не могу. «Боюсь, я не найду. Знаете, там есть
венгерский ресторан?». Заметано. Готов даже по дороге чардаш
вызубрить. А куда я, собственно, иду? Что я знаю о Цыганове,
чтоб вот так сразу в кабак: «Евгений, добрый мой
приятель...»
Большой Устьинский мост на Котельнической
укутан липким, как сладкая вата, смогом. Мимо дребезжат
трамваи, слева маковки солянских церквушек, справа, нависая
над рекой, бежит Садовое кольцо. У меня 15 минут, чтобы
вспомнить все.
1997 год. Петр Наумович Фоменко набирает
курс. Молодые критики, вроде меня, с сознанием собственной
избранности ходят поглазеть на новичков, сравнивая этих с
теми, первыми, кто ныне боги почти. Ну, кто прибыл? Четыре
симпатичных мальчика, две недурные девочки. Пока ни фига
неясно. Просто Миндаугас, какой-то Вася, Ира, фамилия,
кажется, Пегова, есть еще Паша, а вот Женя. Ничего так. Надо
думать, студентки ГИТИСа ему будут рады. Хотя бог его знает.
Поди, бренчит на гитаре в какой-нибудь группе (так,
оказывается, и было: Цыганов играл рок, а группа «Гренки»
просуществовала до 2004 года) и не подозревает еще, что мир
готов лечь у его стоптанных кроссовок.
Сейчас-то он это
знает точно. Давно уже понял. И в мхатовском «Преступлении и
наказании», и в «Прогулке», и в «Детях Арбата», и в «Космосе»,
плакаты которого еще не сорваны с придорожных щитов, Цыганов
так и играет - без придыхания, на одной ноте, лермонтовским
густым взглядом глядя в камеру или в зал, произнося ненужные,
в сущности, тексты. Девушки падают в обморок, потом приходят в
себя и начинают писать в сетевые дневнички: «Влюбилась в этого
Раскольникова» (пользователь Fеb) или «Такой молодой актер и
такая зрелая профессиональная игра. Разве можно сравнить с ним
некоторых молодых, которые (просто по недоразумению) лидируют
в популярнометре?» (это уже Татьяна из Москвы).
На самом
деле Цыганову трудно влезть в роль. Так же, как невозможно, до
яростной боли, немыслимо было играть Геннадию Шпаликову. По
чужим сценариям, произнося чуждые, неверные тексты. Цыганов,
как и Шпаликов, - актер, умеющий играть только себя, от
первого лица. Резко, но уверенно. Цыганов - голос поколения.
Если бы в наши расхлябанные дни было то, что раньше называлось
«советской молодежью», а страна ждала бы его героя, не
дурацкого сердцееда, благородного омоновца «там нервического
интеллектуала для сериалов - нет, про парня с улицы, с Заставы
Ильича, - тогда Цыганов был бы на месте. Был бы народный
артист, душа, поэт, которого и в собутыльники, и в койку. Я
знаю, что говорю. Я сам видел, физически чувствовал, как пару
лет назад на премьере «Прогулки» зал начало трясти. Постепенно
так, с легкой судороги до бесхребетного раскачивания. Эти
волны были направлены к нему одному, для него одного. Так же,
наверное, было на премьере «Я шагаю по Москве», когда
Шпаликова вынесли из кинозала едва ли не на руках. Так было и
когда Алексей Учитель еще раз выбрал Цыганова, чтобы он играл
в «Космосе как предчувствие» человека, которому Северное море
по колено, который может и местной официантке с формами Ирины
Пеговой показать пару французских штучек, и Миронова в нокаут
отправить одной левой.
«А что у тебя за фингал под глазом?»
- спрашиваю я. Мы уже сидим на Маросейке, среди какого-то
растрепанного лука на окнах и белых мазаных стен с гордым
послепожарным числом 1826 над печью. На столе две кружки пива.
Моя - вторая, цыгановская - первая, да еще какая-то
стеснительная: мол, вы мне принесите пол-литра, но я, конечно,
не допью.
- Битой бейсбольной заехали у «Мак-авто» на
Ленинском.
- То есть ты подъезжаешь на своем «Фольксвагене»
к «Макдоналдсу», вылезаешь и получаешь битой по
физиономии?
- Ну вроде того. Не из своей машины. Скучная
история.
- А про что интересно? Про место в искусстве? Мне
кажется, про биту интересней.
- Вот-вот, как мне однажды
водила один сказал: «Жизнь-сука стремная, а она про зайчиков
по лужам поет».
Цыганов напряжен. В чем дело, сразу не
поймешь. То ли это его нормальное состояние (действительно,
жизнь - сука стремная), то ли просто реакция на интервью. Я,
например, сам интервью как-то не очень.
- Ты не любишь
интервью? Так у меня и диктофона нет. Цыганов словно выдыхает.
Разворачивается, делает большой глоток дрожжевого
«Эдельвейса».
- Последний раз давал больше года назад. Да и
то по требованию продюсеров.
- Ведешь себя, конечно, не
как звезда.
- Надеюсь, что и не стану. Быть звездой - это
значит в чем-то себя ограничивать. Многое не позволять. Ну и
вообще меняется мироощущение: станешь звездой, придешь в
ресторан и смотришь - узнают или нет. Вон там узнали: «Смотри,
актер, актер!», а тут, блин, нет.
Я уже читал об этом в
одном из его интервью двухлетней давности. Позиция вроде бы
понятная, неуязвимая. Все равно, коли уж ты снялся хотя бы в
одном телесериале, тем более таком, как «Дети Арбата», за
тобой начнут бегать фотографы, а журналисты - требовать
встреч, бесед и всей прочей лабуды. «Ты лучше поговори с ним о
его ребенке. У него только что дочь родилась», - напутствовала
меня перед интервью коллега. «А ты знаешь, кто мать-то?» -
ехидно спросил я. «Нет». То-то и оно. А вся страна уже знает,
что мать - актриса Ирина Леонова. Они познакомились на съемках
фильма «Дети Арбата», где Ирина сыграла красавицу Лену
Будягину, а Цыганов покорил страну образом Саши Панкратова.
Дочь Жени и Иры зовут Полиной. Такой вот Голливуд.
- А ты
что, боишься своего самолюбия?
- Ну, оно и так выпирает,
чего же его подогревать?
- Ты ведь всегда знал, что ты
лучший.
- В нашей профессии так не принято, лучший - не
лучший.
Цыганов начинает рассказывать о том, что вообще-то
артисты стесняются, любят исключительно других, а никак не
себя, что-то еще в таком же духе.
- Жень, я не спрашиваю. Я
утверждаю. Ты же знал всегда.
- Знаешь, ха, ты прав,
наверное. У меня с Карбаускисом на первом курсе произошел
такой диалог за кулисами. Нас вдвоем поставили в какой-то
студенческий этюд, мы выходим за сцену, и Миндаугас говорит:
«Будем делать так и так». А я ему: «А чего ты, собственно,
раскомандовался?» А он мне: «Даты не понял, я - офигенный
режиссер». Ну, что я мог сказать? «А я - офигенный
актер».
- Уверен? Может, все-таки режиссер?
Года четыре
назад, когда всей Москве на настоящей - не учебной - сцене
показали выпускной спектакль их курса «Фро», где Цыганов играл
главную роль, режиссер Вася Сенин сидел за пультом и
матерился: «Что он делает? Так нельзя! Этого не было». А Женя
в это время пальцами босых ног подбирал с пола какие-то
бумажки, обрывки писем, что-то в этом роде. С точки зрения
режиссера Сенина это была полнейшая чушь и блажь, но по
режиссеру Цыганову - совсем наоборот, единственно верный ход.
Зал поверил Цыганову.
- Не знаю, я актер, потому что мне
предлагают роли. Режиссером быть мне не предлагают. Я же и в
ГИТИС поступил случайно. Надо было куда-то идти после школы. Я
думал сначала в Литературный или на журфак, но Полина
Кутепова, с которой мы были к тому времени знакомы, сказала:
«Да ты что? С ума сошел? Иди в театральный!» И я поступил в
Щукинское, а потом к Фоменко на курс.
- Знаешь, я перед
встречей с тобой подумал, на чьем месте ты мог бы оказаться.
Шпаликов - первое, что пришло в голову. Второе - Гаэль Гарсиа
Берналь. Такой же провинциальный актер.
- Я
провинциальный?
- Провинциальный - в смысле как все русские
или латиноамериканцы. Не суть. Так вот его спросили,
шизофреник ли он. «Ничего патологического», - сказал Берналь.
Ты шизофреник?
- Нет, но интересное утверждение. Не
задумывался никогда. Ну, наверное, правда. Все русские актеры
- провинциальны. Я - шизофреник.
- Не верю.
Приходит
Паша Баршак, друг, партнер по «Прогулке», да что там -
практически брат. Шляпа, рубаха навыпуск, бородка. Глаза
горят, в каждом движении деланная неуверенность. Вот Баршак -
взаправдашний артист. Из такого веревочки вить да вить.
Цыганов обращается к Баршаку, на самом деле зная ответ:
-
Паш, а ты шизофреник?
- Я - да! - отвечает Баршак.
Какие
они шизофреники? Просто хорошие классные раздолбаи. И Цыганов
- первый из них. Они отказываются от ролей, за которые могли
бы получить квартиры, госпремии, большие контракты. Потому что
стыдно. Считают, что орать матом, размахивая тельняшкой на
фоне взлетающего из-за гор вертолета, - пошло, и отказываются.
Режиссеры не понимают, в чем дело.
- Чего ты отказался от
«9-й роты»? Это же была главная роль, ну ты что?
- Ну не
могу я. Правда, поверь. «Апокалипсис сегодня» - мой любимый
фильм. Но тут другое. Понимаешь? Я снимаюсь в каком-то
«Петербург-РМ», потому что это ска. А «9-я рота» - попс. Там
была роль, которую я хотел бы сделать, - мальчика, который
погибает, рисуя горный пейзаж, но она уже была отдана другому
актеру.
- Кстати, а чем занимается Эдуард Цыганов?
- Да
ничем. И всем. Занимался иглоукалыванием, нетрадиционной
медициной.
- Да, отличная у него семья, - вступает Баршак,
- а мама какая! Так и должно было оказаться. Мама-то ого-го.
Такие мамы и воспитывают Жень, Паш, Ир (Пегова, кстати, сейчас
ждет ребенка – у всех уже дети), хороших людей, которым совсем
не страшно звонить и с которыми не стыдно - правда-правда,
совсем не пошло - спеть что-то вроде: «Но если я по дому
загрущу,/Под снегом я фиалку отыщу/И вспомню о Москве».
|
Павел Баршак
